Скажу сразу: мне очень хотелось, чтобы поводом для долгожданного визита во Львов стало по-настоящему значимое культурное событие. Потому что посмотреть очередную версию отечественной "Травиаты" или, скажем, "Турандот" я могу и где-то поближе, подешевле и с меньшими затратами сил и времени. Но Вагнер - дело совершенно иное. За годы независимости Украины к операм этого немецкого композитора отечественные театры обращались , насколько я помню, лишь трижды. К сожалению, мне не пришлось побывать ни на "Летучем голландце" в Донецке, ни на концертном исполнении "Тангейзера" в Одессе. Поэтому на премьеру Лоэнгрина" во Львов было решено ехать всенепременно.
Тем более, что впервые живое исполнение музыки Вагнера мне довелось услышать на концерте Днепровского симфонического оркестра как раз под управлением Мирона Юсиповича, дирижера-постановщика нынешней львовской премьеры. Было это больше двух десятков лет назад, но впечатление помню до сих пор.
Не испугали даже анонсы, в которых будущая премьера преподносилась как "украинский прорыв" и небывалое новаторское прочтение средневекового мифологического сюжета. Хотя я как раз принадлежу к тем театральным ретроградам с безнадежно консервативным мышлением, которые всегда предпочтут любым новациям традиционную трактовку сюжета, а уж передовой оперной режиссуры боятся, как огня.
Впрочем, не могу сказать, что увиденное на львовской сцене поразило чем-то уж совершенно необыкновенным и небывалым. С оперой не сотворили чего-то уж совсем радикального. Просто наивная средневековая фантасмагория предстала в виде куда более жесткого, саркастичного и противоречивого фэнтези ХХІ века. Персонажей древней легенды выдернули из привычного пространственного и временного контекста, лишили стереотипных атрибутов восприятия, словно отразив в кривых зеркалах современности предоставив зрителю самому разбираться, кто и что перед ним. Но все это уже не однажды было в других постановках. В том числе и на украинских сценах. Например, в киевском "Фаусте", где публику немало забавляет Мефистофель, делающий селфи, или одесском "Орфее и Эвридике", где герой вместо загробного мира переносится в виртуальную реальность.
В аскетическом оформлении спектакля отсутствовали какие-либо модные в нынешние времена зрелищные эффекты. Ни видеопроекцией, ни световыми эффектами, ни красивыми декорациями или хотя бы эффектными танцами или какими-нибудь акробатическими кунштюками, призванными максимально усложнить артистам пение, а зрителям - восприятие, постановщики, к счастью, не соблазнились. Все было достаточно аскетичным и по преимуществу зеленым. Почему именно этот цвет доминировал в спектакле, для меня так и осталось загадкой. Впрочем, и без этих режиссерских изысков опера превратилась в нескончаемую череду ребусов, нагромождение подтекстов, аллегорий и ассоциаций, неотступно требующих внимания и мешающих всецело погрузиться в музыку Вагнера, так редко звучащую на отечественных сценах. Не знаю, может, и есть зрители, идущие в оперу разгадывать загадки и получающие от этого удовольствие, но я к ним точно не отношусь.
Сцена представляла собой некое безликое трудноопределямое замкнутое пространство, развернутое наклоном пола в сторону оркестровой ямы и облицованное по всему периметру квадратными зелеными плитами. В левой стене безостановочно вращались лопасти исполинской вытяжки. Пару раз за спектакль стены окрашивались в голубой цвет, навязчиво напоминая мне одну из станций Днепровского самого короткого в мире метро, облицованную похожими голубыми квадратами.
Но самой неожиданной оказалась меблировка, состоявшая исключительно из металлических коек с одинаковыми полосатыми матрасами, упорно создававшая ощущение, что действие разворачивается не то в тюремной камере, не то в палате психиатрической лечебницы строгого режима. В массовых сценах все пространство оказалось заставлено унылыми рядами одинаковых коек, на которых расположился женский хор и обе героини спектакля, одетые в одинаковые зеленые платья с удлиненными рукавами, навевающими ассоциацию со смирительными рубашками и усиливающими ощущение совершенного безумия происходящего. Мужской хор, облаченный в некие длинные серо-зеленоватые халаты и серебристые маски, скрывающие лица, располагался либо по периметру сцены, либо в проходах между рядами коек. Напоминали они не то средневековых медиков в противочумных костюмах, не то санитаров-надзирателей. В дуэтных сценах коек оставалось лишь две. Зато они то разрастались чуть ли не на пол-сцены, то уменьшались, сиротливо теряясь в пустом сценическом пространстве. Церемонию венчания Эльзы и Лоэнгрина украсила еще и совершенно абсурдная в этом антураже красная дорожка. Но в общем ничего экстраординарного в этом решении не было. Мне уже доводилось видеть постановки, где ареной действия становилась исполинская кровать или, к примеру, вся сцена превращалась в огромный игорный стол.
Особым разнообразием костюмов спектакль тоже не побаловал. Да и с гардеробом повезло только главным героиням, которые меняли разноцветные, но однотипные наряды, больше всего походившие на девчачьи платьица или сарафанчики с юбочкой-колокольчиком. Четверо солистов весь спектакль щеголяли в неизменных, но весьма прихотливых и ярких костюмах, которые одинаково подошли бы и для карнавала, и для детской сказки, и для итальянской комедии дель арте и только усиливали ощущение абсурдности действия.
Сами образы в новой трактовке получились не менее гротескными, чем костюмы. Наиболее комфортно в этой странной сценической реальности ощущал себя, пожалуй, глашатай короля, одетый в эффектный черный фрачный костюм с блестками, навевающий ассоциации с цирковой ареной или кабаре, и вооруженный большим медным рупором. Сам король Генрих в розовых чулках вовсе не производил впечатления грозного властителя, а выглядел потерянным, беспомощным, а временами и вовсе впавшим в детство старикашкой в смешном костюме. Роль свою бас Ю.Трицецкий сыграл очень убедительно. Злодей Тельрамунд производил впечатление типичного недотепы-подкаблучника с претензиями на собственную значимость. Эльза больше всего напоминала так называемого "солнечного" ребенка. Светлая и бесхитростная доверчивость и открытость, подчеркнутая нарочито угловатой детской пластикой, сочеталась в ней с какой-то животной неосознанной сексуальностью. Единственной по-настоящему живой и страстной в этой странной компании мне показалась Ортруда в исполнении Марии Березовской. Остальные производили впечатление кукол-марионеток, управляемых невидимым кукловодом, который вовсю забавляется получившимся фарсом.
Но самым колоритным получился главный герой спектакля. Он появляется на сцене, как и полагается, в белоснежном одеянии. Вот только оно не имеет ничего общего ни с белоснежными латами, ни с каким-нибудь другим пафосным одеянием, достойным посланца Святого Грааля. Больше всего этот несуразный и неуклюжий Лоэнгрин напоминает унылого и бестолкового Пьеро, правда, без привычных для этого персонажа длинных болтающихся рукавов, но зато в шутовском белом колпаке. И, конечно, в сопровождении лебедя. Последнего, вполне в духе общей концепции спектакля, изображает статист в костюме ростовой куклы с головой лебедя, облаченный в халат, похожий на кимоно. В самом деле, не на канонической же ладье, влекомой белым лебедем, являться в это больнично-камерное помещение. Вместо ладьи лебедя буднично и очень бюджетно снабдили небольшим чемоданчиком, из которого он извлекает и вручает герою грозное оружие защитника справедливости - деревянный меч, которым Лоэнгрину предстоит сразиться с Тельрамундом, вооруженным стальным клинком. Впрочем, до удара мечом в обоих противостояниях героев дело ни разу не доходит. Воинственный Тельрамунд валится, как сноп, от легкого толчка руки Лоэнгрина. Это режиссерское решение, видимо, призвано внушить публике, что зло побеждается не силой оружия, а беззаветной верой в победу добра. И что добро и истина не обязательно являются нам в ослепительном сиянии красоты и могущества. Увидеть в этом Лоэнгрине воплощение светлых и справедливых сил можно только глазами наивной Эльзы с ее слепой верой в рыцаря-спасителя. Героя из этого нелепого и неуклюжего персонажа делает именно слепая вера окружающих в его могущество.
Довольно неожиданным получился финал истории, когда Лоэнгрин, вынужденный раскрыть свое имя и происхождение, стирает с лица толстый слой белил и обретает нормальный человеческий облик. В нем исчезает вся прежняя карикатурность и гротескность и появляются живые человеческие черты. А вот положенного по сюжету превращения лебедя в брата Эльзы и наследника герцогского титула Готфрида в финале спектакля не происходит. Лебедь, которого покидающий этот странный кафельно-кроватный Брабант Лоэнгрин представляет как призванного заменить его полководца и повелителя, лишь печально и смиренно присаживается на койку, словно смиряясь с неизбежностью заточения в этом замкнутом мирке. Видимо, теперь вера обитателей этой гротескной страны в могущество Лоэнгрина, должна заставить их поверить еще и в это несостоявшееся перевоплощение.
Каким бы противоречивым ни было мое впечатление от львовской премьеры, это ни в коей мере не умаляет ее значения в культурной жизни Украины. Постановка оперы Вагнера - событие действительно эпохальное, и Львовская опера может этим гордиться.
Разумеется, мне, зрителю, не знакомому с местной труппой, сложно вполне объективно оценить общий уровень исполнения. Но увлеченность и искренняя самоотдача всех участников действа подкупали. Зритель такие вещи всегда ощущает. Очень понравилось звучание оркестра под управлением М.Юсиповича. Очень приятное впечатление произвел хор, более чем достойно справившийся не только со своей основной задачей, но и с достаточно насыщенной пластикой спектакля. Правда, для меня такая активная роль хора в спектакле откровением не стала. Даже в нашем совсем не избалованном ни премьерами, ни вниманием зарубежных постановщиков Днепре уже давно не в новинку не то что танцующий, но даже полураздетый хор в весьма фривольных позах. Из солистов самое яркое впечатление осталось от Ортруды в исполнении М.Березовской.
В целом это был интересный опыт. Хотя мне бы хотелось, чтобы моим первым знакомством с живым исполнением "Лоэнгрина" стала более традиционная версия спектакля. Вот если бы Вагнер звучал на каждой из пяти отечественных оперных сцен, можно было бы и какую-нибудь экзотическую версию посмотреть для разнообразия. Но выбирать не приходилось. И любая постановка оперы Вагнера в Украине сегодня обречена стать как минимум неординарным событием в культурной жизни. Впрочем, это касается не только Вагнера, но и, к примеру, Р.Штрауса или Ж.Массне, которых у нас тоже негде послушать...
Немає коментарів:
Дописати коментар